Мечты мои рассеялись за той чертой,
Куда не попадает яркий свет.
Я имел бы успех, перейдя эту грань,
Но у кожи моей недостаточно белый оттенок.
Господь, проникая в суть любой материи,
Один лишь ведает, чем я запятнан был.
И что грядет, опять подкрадываясь сзади,
мурашками по коже.
Слезами омытая, на алтаре
Жертва Христова в терновом венце.2
Боюсь, что, может, и я незаметно исчезну...
Как во славу крови Его мы поем, душою сгорая,
Так и стаи дроздов возвращаются в срок, все как один.
Он — единственное солнце, что недосягаемо высоко.3
Ушел, не оставив избранника, прощай...
В прах рассыпается
Огнем охваченная лестница Иакова.
Боюсь, что, может, и я незаметно исчезну...
Как во славу крови Его мы поем, душою сгорая,
Так и стаи дроздов возвращаются в срок, все как один.
Где же наше единственное солнце?
На недосягаемой высоте.
Он ушел, не оставив избранника, прощай...
Как во славу крови Его мы поем, душою сгорая,
Так и стаи дроздов возвращаются в срок, все как один.
Где же наше единственное солнце?
На недосягаемой высоте.
Он ушел, не оставив избранника, прощай...
Беспредельной яростью полна
Душа, подобная каменистой пустыне.
Боюсь, что, может, и я незаметно исчезну...
Мечты мои рассеялись за той чертой,
Куда не попадает яркий свет.
Я имел бы успех, перейдя эту грань,
Но у кожи моей недостаточно белый оттенок.
Господь, проникая в суть любой материи,
Один лишь ведает, чем я запятнан был.
И что грядет, опять подкрадываясь сзади,
мурашками по коже.
В прах рассыпается
Огнем охваченная лестница Иакова.
Боюсь, что, может, и я незаметно исчезну...
